Вход / Регистрация
08.02.2025, 20:26
К У Л А К ( б ы л ь ) М. Антонова
Полина развешивала в огороде выполосканное в речке белье, когда боковым
зрением увидела влетевшую во двор младшую сестру Зойку. Это было что-то
стремительное. Не глядя по сторонам, Зойка направилась к боковой стене
дома, где под навесом на большом крюку висел запасной моток веревки для
разных хозяйственных нужд. Ловким движением руки она скинула его, и
ничего не видя перед собой, так же стремительно ринулась назад. Резко и
надсадно, как и первый раз, калитка захлопнулась за ней. Почуяв неладное, Полина заторопилась за сестрой. Калитку она открыла бесшумно и увидела, как Зойка быстрым шагом направлялась к их небольшому сарайчику, где хранились сухие дрова на растопку да вынесенная из дома почти ненужная утварь. Успела вовремя. Зойка, размазывая слезы по лицу, уже стояла на каком-то подгнившем ящике, пытаясь перебросить веревку за поперечную балку. – Ты что, дура, белены объелась? – схватила она Зойку за руку. – Пусти… пусти… Не трогай меня… Не мешай! – истошно завопила та, стараясь вырвать веревку из рук Полины. – Я вот тебе сейчас космы-то повыдергаю, бестолочь окаянная! – Полина не на шутку разозлилась, впервые видя сестру в таком психическом выпаде. Они обе запутались в веревке, упали на пол и барахтались там, мутузя друг друга. Все же Полина была на восемь лет старше, покрепче духом и телом – Зойка обмякла и затихла. А через мгновение зарыдала снова, припав к Полине на плечо. Прижав сестру к себе покрепче, она позволила ей выплакаться всласть, затем по-матерински осушила слезы, ласково целуя её мокрое соленое лицо. – Ну, дурёха моя! Чего это тебе жить-то надоело? Кто обидел? Что случилось – расскажи? – … Сидя в обнимку, тесно прижавшись к стене сарая и друг к другу, Зойка поведала старшей сестре печальную историю. Банальную и старую, как мир. До совершеннолетия ей оставалось еще полгода. Но расторопную девушку приняли на работу в небольшую швейную мастерскую, где шили наволочки для матрасов и подушек. Зойка гордилась тем, что почти как взрослая, как две ее старшие сестры, вносит свой вклад в помощь матери. Отца она не помнила, он умер, когда ей не было еще и двух лет. Миловидная, ясноглазая, всегда улыбающаяся девушка вызывала симпатии окружающих. По выходным дням вечерами на летней танцплощадке знакомые ребята набивались в женихи. Но ей нравился только один – синеглазый Григорий, первый красавец, танцор и кавалер, по которому сохла не одна девчонка. Зная это, Григорий и вел себя соответственно: сегодня провожал-миловал одну, завтра – другую. Все об этом знали. В небольшом текстильном городке невест было много, и каждая втайне надеялась стать его избранницей. Зойку, конечно же, отпугивала недобрая Гришкина слава гуляки и повесы. И она еще не очень хорошо понимала, чего же в ней больше – симпатий к этому сердцееду или страха перед ним. Но испугалась до смерти, когда он однажды подошел к ней и пригласил на танец. Её бил озноб от крепких его прикосновений. А он жарко дышал ей в ухо и шептал давно заученные фразы. За все время танца Зойка от страха так и не проронила ни слова. Но Григория это ничуть не смутило, и следующие три танца он не отходил от неё. А в садах буйно цвели вишни и сирень. И такое тепло и запахи шли от земли, что не раствориться, не закружиться в них неискушенному сердцу было просто невозможно. Григорий увел девушку в ночь, и заставил замирать ее сердце в сладкой истоме. Зойка просто не могла не верить тогда, что она – единственная для него на всю оставшуюся жиз Несколько недель Зойка сияла счастьем, не ходила, а летала, готовая обнять и обласкать весь мир – так много было в ней этого счастья. Затем Григорий куда-то исчез, то ли уезхал куда, то ли заболел, то ли еще что. А вернувшись через месяц, едва заметил Зойку, не проявив к ней живого интереса. В очередной выходной, придя на танцы, она напрасно ждала, что Григорий подойдет к ней. Он не танцевал, но в окружении группы парней – то в одном углу площадки, то в другом заразительно смеялся и радовался жизни. Но до дома ее не проводил. Пролетела еще пара недель – Григорий никак себя не проявлял. Лишь знакомые подружки донесли Зойке, что у Гришки появилась новая пассия. Свет для Зойки померк. А когда она поняла, что ее ждет недалекое материнство, и что Григорию это глубоко безразлично, жизнь превратилась в муку. Она не ходила за ним, не вымаливала любви, не совестила этого самовлюбленного самца, а все больше замыкалась в себе, отгораживаясь от мира. Груз отвергнутой любви оказался так велик, что Зойкина психика не выдержала. Уж лучше не жить совсем, думала она, чем жить опозоренной на глазах у всех – у матери, подруг, у этого подлого негодяя, которого она все еще любила. Во всем этом она и призналась Полине. … Вечером пришла с работы Ксения, средняя сестра. Выйдя во двор, Полина о чем-то недолго пошепталась с ней и, не привлекая внимания Зойки и матери, они вернулись в дом. На другой день, так же незаметно, обе они отправились в логово Зойкиного соблазнителя. Он жил с отцом, Савелием Петровичем, очень уважаемым в городе человеком. В характере, норме его жизни, поступках и интересах было много чего от тех благородных русских купцов, на чести и достоинстве которых держалась земля-матушка. Был он могуч и мыслью, и делом. Да и внешность его внушала почтение: высок ростом, широкоплеч, с гривой тронутых сединой волос, с большими крепкими ручищами и ладонями с два ковша. В хозяйстве своем был царь и бог, никогда не бедствовал, ибо умел распорядиться всем, что имел. … Широко расставив ноги, Савелий стоял у повозки, намереваясь запрягать коня, когда в калитку ворот постучали, и вошли две барышни, застенчиво здороваясь. – Эге, да к нам гости… Проходите… Кто такие будете? – широким жестом пригласил он девушек внутрь двора, где у веранды стояла большая скамья. Полина и Ксения представились и вкратце рассказали историю своей младшей сестры, которая вчера едва не свела счеты с жизнью. Савелий слушал молча, не перебивал, только все более и более багровел лицом . Выслушв, шумно выдохнул и обратился к молодому человеку в простецкой одежде, видимо, работнику в хозяйстве Савелия: – Егорка, а где у нас нынче Гришка-то? – Да спит еще, Савелий Петрович, поздновато домой пришел… – А ну-ка, стащи с подушек этого обалдуя, да позови, ядреный корень, сюда! Григорий вышел сердитый, непроспавшийся, со спутанными волосами и зевающим ртом. Полину с Ксенией не заметил, да если бы и заметил – не признал бы, так как встречаться с ними ему не доводилось. – Ну, чего ты, батя, поспать не даешь? Что за срочность такая?.. – начал, было, он и осекся, увидев его разъяренное лицо. – Ах ты, паскудник! Ах ты, сластолюбец окаянный! Ему еще и спать помешали!... А, ну – снимай штаны! Григорий вытаращил глаза. Он наконец-то заметил во дворе посторонних и переводил непонимающий взгляд с девушек на отца и обратно. На команду отца, как надо, он еще не среагировал. Савелий сделал шаг навстречу сыну, зычно повторил требование и закатил рукав рубашки, обнажив здоровенную волосатую руку, сжатую в крепкий кулак. Григорий попятился, тут же споткнулся о какой-то чурбак и, потеряв равновесие, упал. Отец схватил сына за штаны, жестом приглашая Егорку помочь. Тот быстро все понял, подбежал, придавил Гришку к земле коленом, пока Савелий отвернулся к повозке и взял в руки вожжи. Как Гришка ни орал и ни извивался, вдвоем штаны они с него сбросили. – Ах, ты, сукин сын! Ах ты, нехристь поганая! Ах ты, гниль бесовская! – приговаривал Савелий, охаживая сына вожжами по голой заднице. – Завтра же пойдешь к бедной девушке и сделаешь все, что положено нормальному честному мужику. Или забью до смерти, если не женишься. Не потерплю позора, хоть и сын ты мне… – Савелий отбросил вожжи в сторону, смачно сплюнул и удалился в сторону сараев. От побоев, от стыда ли Гришка свернулся калачом, лежа ничком на земле. Полина с Ксенией деликатно отвернулись, когда, пошатываясь, он, наконец, встал и прикрыл наготу. Конечно, он сообразил, в чем дело: девушки были очень похожи на несправедливо забытую им жертву. … На другой день Григорий, конечно, к Зойке не пришел. Отцовская рука, была слишком тяжела, и требовалось время восстановить нормальную чувствительность в теле. Но не прошло и двух недель, как пожаловали сваты, и от Зойкиной угнетенности не осталось и следа. … Свадьба была не слишком людной, но веселой и яркой. Савелий сидел рядом с молодыми и все не мог наглядеться на свою пригожую невестку. А та снова сияла счастьем и не было никого, кто бы не радовался за нее. Григорию до чертиков хотелось напиться и выкинуть что-нибудь этакое… Под молодой разгульной жизнью повесы ставилась большая жирная точка. Но едва его рука тянулась к рюмке с водкой, как рядом возникал увесистый многообещающий родительский кулак, и желание «проявить» себя у Григория немедленно пропадало. ====== Воспоминаний об этом смачном гипнотизирующем кулаке Григорию хватило на 56 лет семейной жизни с Зоей. ******* | |
Просмотров: 1568 | Комментарии: 3 | |
Всего комментариев: 3 | |
| |